Высоцкий о спектакле "Павшие и Живые"

      ...В репертуаре нашего театра есть много спектаклей, сделанных на чистой поэзии. Поэзия - это традиционно любимый вид литературы у нас в России, и как-то так случилось, что поэты были не только прекрасными стихотворцами и писали великие стихи,- они еще очень прилично себя вели в жизни, были достойными гражданами, в высоком смысле этого слова. И вот это навязшее в зубах уже и в ушах - "поэт-гражданин",- затертая и полинявшая двойная такая..., как ярлык,- это на самом деле было всегда в России. Поэзия заняла главную вершину в хребте литературном и как бы опоэтизировала всю нашу литературу. Мы не могли пройти мимо этого и сделали много спектаклей на поэзии. Спектакль о Маяковском - "Послушайте", о Пушкине - "Товарищ, верь!", спектакль по поэме Есенина - "Пугачев", по стихам Вознесенского - "Антимиры", по стихам Евтушенко - "Под кожей статуи Свободы".

      Второй наш поэтический спектакль назывался "Павшие и живые" - это очень дорогой для меня спектакль, потому что в нем я не только читаю стихи замечательного поэта Семена Гудзенко, но это был первый спектакль, для которого Любимов попросил меня написать песни, то есть моя поэзия тоже входит в этот спектакль. Я играю там много ролей вместе. Это спектакль о поэтах и писателях, которые прошли через Великую Отечественную войну, одни погибли, другие живут до сих пор, но на их творчестве лежит печать военных лет. Вот один из лучших военных поэтов достался мне, я его играю и читаю его, мне кажется, высочайшего уровня стихи о войне.


      ...Есть у нас спектакль, особенно мною любимый, который называется "Павшие и живые". В нем собраны самые лучшие военные стихи, и посвящен он поэтам и писателям, которые участвовали в войне. Одни из них погибли, другие живы до сих пор - просто на их творчестве лежит печать военных лет. Они погибли, когда им было 20-21 год. Это Коган, Багрицкий, Кульчицкий... Так что, они, в общем, ничего не успели сделать, кроме того, чтобы написать несколько прекрасных стихов и еще умереть. Но это много! Мы впервые зажгли по ним Вечный огонь на сцене нашего театра, впервые в Москве. У нас стоит на авансцене чаша, и из нее вспыхивает пламя Вечного огня. Перед началом спектакля выходит артист, просит почтить память погибших минутой молчания, и весь зрительный зал, как один, поднимается и одну минуту стоит молча. А по трем дорогам, которые спускаются к этому Вечному огню, выходят поэты, читают свои стихи, потом уходят назад в черный бархат (у нас сзади висит черный бархат). Уходят, как в землю, как в братскую могилу, уходят умирать, а по ним снова звучат стихи, песни... Это такой спектакль-реквием по погибшим поэтам. Я в нем играю несколько ролей. Одна из них - это Семен Гудзенко. Этот парень, которому было 20 лет в войну, выжил, а потом, как написал Илья Эренбург, "было такое чувство, словно его вдруг, через 10 лет настиг долетевший с войны осколок", его догнали старые раны. И он умер уже после войны. А вот стихи, которые он писал,- даже не верится, что писал такой молодой человек...


      ...Есть в нашем репертуаре несколько спектаклей, сделанных на чистой поэзии. Это спектакли о Пушкине, о Маяковском, на поэзию Вознесенского, Евтушенко, Есенина. Есть спектакль, который я больше всего люблю, называется он "Павшие и живые" - пьеса о поэтах и писателях, которые учавствовали в войне. Одни из них погибли, другие живы до сих пор. И они написали о том времени, о своих друзьях. У нас в этом спектакле горит пламя Вечного огня. Вот уже шестьсот раз весь зрительский за встает, чтобы почтить память погибших минутой молчания. И по трем дорогам вспыхивают красным, они уходят назад, где висит черный бархат. Вот опять метафора - в черный бархат уходят, как в землю, как в братскую могилу. А в память о них снова звучат стихи и песни их друзей, такой реквием по погибшим. Я написал несколько песен для этого спектакля...

[Запись с одного из последних выступлений Высоцкого, летом 1980 года в городе Дубна Московской области.]


      ...Я участвовал почти во всех поэтических спектаклях. Второй спектакль наш назывался "Павшие и живые". Это очень дорогой для меня спектакль. В этом спектакле я не только читаю стихи замечательного поэта Гудзенко. Это был первый спектакль, для которого Любимов попросил меня написать песни профессионально, то есть и моя поэзия тоже входит в этот спектакль о поэтах и писателях, которые прошли через Великую Отечественную войну. Было им тогда по двадцати-двадцати одному году...

[Съемка ТВ Болгарии, 1975 г.]


      ...И многие из них погибли. И мы зажгли по ним впервые в Москве Вечный огонь. На сцене нашего театра вспыхнул Вечный огонь. Загорается Вечный огонь, выходят по трем дорогам поэты, которые читают свои стихи.

      Потом дороги вспыхивают красным светом, и еще ярче поднимается пламя Вечного огня... Они уходят назад, в черный бархат (у нас висит черный бархат сзади), уходят, как в братскую могилу, как в землю. А по ним снова звучат стихи и песни - такой совеобразный реквием по погибшим.

      И вот я написал много песен для этого спектакля...

      Я в этом спектакле не только писал песни, но исполняю сразу несколько ролей. Это у нас тоже своеобразная традиция. Я играю поэта Михаила Кульчицкого, погибшего в сорок втором году на сопке Сахарная голова. И играю одновременно с этим две противоположные роли: Чаплина, а потом Гитлера в этой же пьесе, в новелле "Диктатор-завоеватель". Почти без грима. Прямо на глазах у зрителя рисуются усы, челка, и действие начинается в таком гротесковом аллюре...

[Съемка ТВ г. Грозного, 1978 г.]


      ...Вторым поэтическим спектаклем был спектакль "Павшие и живые". Это спектакль о поэтах и писателях, которые участвовали в Великой Отечественной войне. Первый раз мы зажгли на сцене настоящий Вечный огонь. У нас такая медная чаша стоит на авансцене, и вспыхивает пламя, загораются красным три дороги, которые спускаются к этому Вечному огню. Выходит актер и говорит: "Прошу почтить память погибших минутой молчания". И весь зрительный зал встает. Вот уже мы около пятисот раз это сыграли. Потом опять вспыхивают красным дороги, по которым уходят умирать погибшие поэты - Кульчицкий, Багрицкий, Коган... Поэты, которым было всего по 20-21 году.

      Впервые в этом спектакле мы начали играть поэтов, не пытаясь на них походить внешне, совсем не стараясь делать гримов, потому что ведь индивидуальность поэта, существо его - это то, что он написал, его стихи. Это его душа. И она больше интересна, чем его внешность. Из-за того, что мы не делаем никаких гримов в этом спектакле, мы имеем возможность играть несколько ролей подряд.

      В самом начале спектакля я играю роль Михаила Кульчицкого, который вызвался возглавить поиск разведчиков в сорок втором году и погиб. Похоронен он в братской могиле на сопке Сахарная Голова... В оформлении спектакля опять метафора поэтическая. У нас висит сзади черный бархат, и поэты уходят в него, как в землю, как в небытие, как в братскую могилу. А после них снова звучат стихи, песни, музыка их друзей. Реквием по погибшим. И несколько песен для этого спектакля написал я.