Предисловие Роберта Рождественского к книге
"Владимир Высоцкий. Нерв"
(Современник, Москва 1982)

      Эта книга - не песенник.
 
      Хотя, составляя ее и перечитывая стихи Владимира Высоцкого, я все время слышал его голос. За каждой строкой слышал, за каждым словом.
 
      И даже тогда, когда мне встречались абсолютно незнакомые стихи, все равно где-то далеко в глубине возникала и звучала мелодия. И голос Высоцкого звучал. Голос, который продолжает жить...
 
      Давно уже замечено, что когда умирает известный человек, то число его "посмертных друзей" сразу же начинает быстро расти, в несколько раз превышая количество друзей реальных, тех, которые были при жизни.
 
      И объяснить это явление, в общем-то можно: ведь всегда находятся люди, жаждущие погреться в лучах чьей-нибудь славы - хотя бы и посмертной. Тем более, что обладатель этой славы уже не в силах никому возразить, не в силах что-либо опровергнуть.
 
      Поэтому и витийствуют в табачном дыму застолий новоявленные "близкие друзья" и "закадычные приятели", поэтому они и "вспоминают": "Шли мы как-то с Владимиром Высоцким по Басманной...", или: "Забегаю это я однажды к Высоцкому, а он мне и говорит...", или - еще хлеще: "А с Володькой мы были - водой не разольешь!.."
 
      Я знаю, как много таких "воспоминаний" объявилось теперь у Высоцкого. Ну да бог с ними, пусть потешатся!.. Я - не о них.
 
      Я - о том, что у Высоцкого и у его песен и в самом деле великое множество истинных, серьезных друзей! Тех самых друзей, ради которых он работал и для которых жил.
 
      Наверное, у каждого человека, знакомого с песенным творчеством Владимира Высоцкого, есть, так сказать, "свой собственный Высоцкий", есть песни, которые нравятся больше других. Нравятся потому, что они чем-то роднее, ближе, убедительнее.
 
      "Свой Высоцкий" есть и у меня.
 
      Был такой вроде бы неплохой фильм - "Вертикаль". Был и прошел. А песни, написанные Высоцким для этого фильма, остались. Были еще фильмы, были спектакли, которые "озвучивал" Высоцкий, и очень часто песни, созданные им, оказывались как бы на несколько размеров больше самого фильма или спектакля. Каждый раз у этих песен начиналась своя отдельная (и очень интересная!) жизнь. Они сразу же шли к людям, шли, будто бы минуя экран или сцену.
 
      И особенно ясно это понимаешь, когда вслушиваешься песни, написанные Владимиром Высоцким о войне...
 

Почему все не так? Вроде все как всегда:
То же небо опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, - не про то разговор,
Вдруг заметил я: нас было двое...
Для меня словно ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.

Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих...
Все теперь одному, только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.

      На мой взгляд, песня "Он не вернулся из боя" - одна из главных в творчестве Высоцкого. В ней, помимо интонационной и психологической достоверности, есть и ответ на вопрос: почему поэт, человек, который по своему возрасту явно не мог принимать участия в войне все-таки пишет о ней, более того - не может не писать?
 
      А все дело в судьбе. В твоей личной судьбе, которая начинается вовсе не в момент рождения человека, а гораздо раньше. В личной человеческой судьбе, которая никогда не бывает чем-то отдельным, обособленным от других людских судеб. Она, твоя судьба, - часть общей, огромной судьбы твоего народа. И существуешь ты на Земле, продолжая не только собственных родителей, но и многих других людей. Тех, которые жили до тебя. Тех, которые когда-то защитили твой первый вздох, первый крик, первый шаг по земле.
 
      Песни Высоцкого о войне - это, прежде всего, песни очень настоящих людей. Людей из плоти и крови. Сильных, усталых, мужественных, добрых.
 
      Таким людям можно доверить и собственную жизнь, и Родину. Такие не подведут.
 

Сегодня не слышно биения сердец.
Оно для аллей и беседок.
Я падаю, грудью хватая свинец,
Подумать успев напоследок:

"На этот раз мне не вернуться.
Я ухожу - придет другой.
Мы не успели, не успели, не успели оглянуться,
А сыновья, а сыновья уходят в бой".

      Именно так и продолжается жизнь, продолжается общая судьба и общее дело людей. Именно так и переходят от родителей к детям самые значительные, самые высокие понятия...
 
      У Владимира Высоцкого есть песни, которые чем-то похожи на роли. Роли из никем не поставленных и - более того - никем не написанных пьес.
 
      Пьесы с такими ролями, конечно, могли бы быть написаны, могли бы появиться на сцене. Пусть не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. Но дело в том, что ждать до завтра Высоцкий не мог, не хотел. Он хотел играть эти роли сегодня, сейчас, немедленно! И поэтому сочинял их сам, сам был режиссером и исполнителем.
 
      Он торопился, примеряя на себя одежды, характеры и судьбы других людей - смешных и серьезных, практичных и бесшабашных, реальных и выдуманных. Он влезал в их заботы, проблемы, профессии и жизненные принципы, демонстрировал их способ мыслить и манеру говорить. Он импровизировал, увлекался, преувеличивал, был дерзок и насмешлив, дразнил и разоблачал, одобрял и поддерживал.
 
      Причем все это он делал так талантливо, так убедительно, что иные слушатели даже путали его с теми персонажами, которых он изображал в своих песнях. Путали и - восторгались, путали и - недоумевали.
 
      А Высоцкий вроде бы и не обращал на это никакого внимания. Он снова и снова выходил на сцену, продолжая сочинять и петь свои - всегда неожиданные, разноплановые, злободневные - "песни-роли". И в общем-то это уже были не роли, а, скорее, - целые пьесы со своими неповторимыми характерами, непридуманными конфликтами, точно выстроенным сюжетом.
 
      Исполняя их, Высоцкий мог быть таким грохочущим, таким штормовым и бушующим, что людям, сидящим в зале, приходилось, будто от сильного ветра, закрывать глаза и втягивать головы в плечи. И казалось: еще секунда - и рухнет потолок, и взорвутся динамики, не выдержав напряжения, а сам Высоцкий упадет, задохнется, умрет прямо на сцене... Казалось: на таком нервном накале невозможно петь, нельзя дышать!
 
      А он пел. Он дышал.
 
      Зато следующая его песня могла быть потрясающе тихой. И от этого она еще более западала в душу. Высоцкий, который только что казался пульсирующим сгустком нервов, вдруг становился воплощением возвышенного спокойствия, становился человеком, постигшим все тайны бытия. И каждое слово звучало по-особому трепетно:
 

Я поля влюбленным постелю,
Пусть поют во сне и наяву!
Я дышу - и, значит, я люблю!
Я люблю - и, значит, я живу!

Высоцкий пробовал себя в разных интонациях, он искал для своих "пьес" все новые и новые краски, новые детали, поэтому, его песни имеют несколько авторских вариантов, изменений, сокращений. И в этом - тоже он, Высоцкий, - его натура, его неудовлетворенность собой, его способ творчества.
 
      Можно сказать, что дверь в его "творческую лабораторию" была постоянно распахнута. Он был весь на виду. Со всеми своими удачами и неудачами, находками и проколами, сомнениями и убежденностью.
 
      Он написал много песен. И, конечно, не все они равны.
 
      Но это всегда - неровность дороги, ведущей к постижению истины, к открытию людей и, значит, - к открытию самого себя...
 
      Он никогда не пел свои песни свысока, никогда не стоял над зрителем, над слушателем. И эстрада (впрочем, так же как и сцена, и съемочная площадка) была для него не пьедесталом, а местом, откуда его просто-напросто лучше видно и лучше слышно. А еще она была местом его работы. Работы - с полной самоотдачей. На износ. Всегда и во всем...
 
      Много раз я слышал, как его песни исполняли другие порою очень хорошие - певцы. Не могу сказать, что эти певцы недостаточно старались. Нет, они вкладывали в каждую песню все свое умение, весь свой темперамент и опыт!
 
      А песня все равно получалась какой-то другой, разученной, взятой напрокат. Она - будто одежда с чужого плеча - то морщила на спине, то жала в груди, а то вообще расползалась по швам.
 
      И дело тут даже не в своеобразной исполнительской манере Высоцкого. Ведь в конце концов любую манеру можно скопировать.
 
      Манеру - можно, а душу - нельзя...
 
      Он был невероятно популярен. Достать билет на его выступление было намного труднее, чем "пробиться" летом сочинскую или ялтинскую гостиницу.
 
      Но если для нормальных людей Владимир Высоцкий был своим, был близким, необходимым и любимым актером, то для мещанствующих снобов он, прежде всего, был "модным".
 
      Я ненавижу публику так называемых "престижных" премьер.
 
      Не всю, конечно, публику, а ее самодовольную (кстати, не такую уж малочисленную) - снобистскую часть. Ненавижу типов, которые появляются на премьерах вовсе не потому, что в каждом первом спектакле (или концерте) есть, как в рождении ребенка, какая-то щемящая торжественность, соединение боли и радости, достигнутого и недостижимого.
 
      Нет, быть на премьере - для снобов не самое главное, для них главное - попасть туда! Попасть, чего бы это ни стоило, "отметиться", хотя бы только для того, чтобы обзвонить "не попавших": "Как, вы не были?! Ну-у, много потеряли!.. Там была такая-то с таким-то. И этот был... И та... Нет, честное слово, жалко, что вас не было! Мы, например, всегда ходим..."
 
      Именно такие мещанствующие снобы распускали о Высоцком нелепые, почти фантастические сплетни и слухи, и в то же самое время заискивали и лебезили перед ним. О, как им хотелось, чтобы он - Высоцкий - стал бы и для них "своим в доску", "рубахой-парнем", закадычным "дружком-приятелем"!
 
      А он ненавидел мещан. И снобов - презирал. Любых.
 
      Недаром есть у него горькая и злая песня, которая заканчивается такими словами:
 

Не надо подходить к чужим столам
И отзываться, если окликают.

 
      Однако когда Владимира Высоцкого окликали не снобы, а люди - просто люди, - он поворачивался к ним охотно, поворачивался всем корпусом и отзывался всем сердцем!
 
      Вспомните, к примеру, его "сказочные песни". Те самые, которые он писал для "Алисы в стране чудес", для кинофильма "Иван да Марья" И просто так - для себя. Дети, общаясь со взрослыми, моментально распознают, кто из взрослых с ними - на равных, а кто только "прикидывается ребенком".
 
      Так вот, сочиняя свои "детские сказочные песни", Владимир Высоцкий ребенком никогда не прикидывался. Он просто был им.
 
      За хриплым напряженным голосом и жесткой манерой пения до поры до времени скрывалась восторженная и добрая ребячья душа, прятался человек, гораздый на выдумку и озорство, умеющий верить в чудо и создавать его...
 
     

Догонит ли в воздухе, или шалишь,
Летучая кошка летучую мышь?
Собака летучая - кошку летучую?..

 
      Эти "вечные вопросы" детства задает себе Алиса, и слезы ее текут конечно же - в "Слезовитый океан"...
 
      А вот как трогательно и вместе с тем категорично звучит серенада влюбленного Соловья-разбойника из другой - более взрослой - сказки:
 

Выходи, я тебе посвищу серенаду,
Кто тебе серенаду еще посвистит?
Сутки кряду могу, до упаду,
Если муза меня посетит.

Я пока еще только шутю и шалю,
Я пока на себя не похож,
Я обиду терплю, но когда я вспылю,
Я дворец подпалю, подпилю, развалю,
Если ты на балкон не придешь...

      Ну, кто, по-вашему, сможет устоять перед такими доводами влюбленного? Да никто на свете!..
 
      В одной из "сказочных песен" Высоцкий задает вопрос, удивительный по своей "детскости" и мудрости:

Что остается от сказки потом,
После того, как ее рассказали?..

      А действительно - что?
 
      Могу сказать: когда я впервые услышал эти песни, у меня долго не проходило какое-то особое ощущение свежести, улыбки, доброты. И я еще больше поверил в истину: даже тогда, когда в начале сказки все "страшно, аж жуть!" - в конце ее все страхи обязательно исчезнут, там непременно светит солнце и торжествует добро!
 
      Так что, после того как сказку рассказали, остается многое. В том числе и чисто профессиональное уважение Высоцкому. Ведь по этим стихам видно, как  р а д о с т н о  он работал над ними, буквально "купаясь" в теме! Я даже вижу, как он улыбался, записывая лихие, частушечные, виртуозно сделанные строки:

Много тыщ имеет кто -
Тратьте тыщи те.
Даже то, не знаю что,
Здесь отыщете...

      Так поют скоморохи на сказочной ярмарке. А вот как начинается песня царских глашатаев:
 

Если кровь у кого горяча -
Саблей бей, пикой лихо коли.
Царь дарует вам шубу с плеча
Из естественной выхухоли...

      Такого раскованного и - одновременно - точного обращения со словами, непринужденного владения разговорными интонациями в стихах добиться очень трудно. А Высоцкий добивался.
 
      Но он умел быть не только добрым. И не только покладистым.
 
      Когда некоторые "весьма специфические" зарубежные доброхоты пробовали его "на излом", то Высоцкий, оставаясь самим собой, разговаривал с ними жестко и однозначно. Родину свою в обиду он не давал никому.
 
      Помню, как в октябре 1977 года группа советских поэтов приехала в Париж для участия в большом вечере поэзии.
 
      Компания подобралась достаточно солидная: К. Симонов, Е. Евтушенко, О. Сулейменов, Б. Окуджава, В. Коротич, М. Сергеев, Р.Давоян. Был в нашей группе и Владимир Высоцкий. Устроители вечера явно сэкономили на рекламе. Точнее, она отсутствовала напрочь! И конечно же нам говорили: "Стихи?! B Париже?! Абсурд!.. Вот увидите - никто не придет!.."
 
      Мы увидели. Пришли две с половиной тысячи человек.
 
      Высоцкий выступал последним. Но это его выступление нельзя было назвать точкой в конце долгого и явно удавшегося вечера. Потому что это была никакая не точка, а яростный и мощный восклицательный знак!..
 

 
      Так кем же он был все-таки - Владимир Высоцкий? Кем он был больше всего? Актером? Поэтом? Певцом?
 
      Я не знаю.
 
      Знаю только, что он был личностью. Явлением. И факт этот в доказательствах уже не нуждается... Высоцкий продолжает свою жизнь. Его сегодня можно услышать в городских многоэтажках и сельских клубах, на огромных стройках и на маленьких полярных станциях, в рабочих общежитиях и в геологических партиях.
 
      Вместе с нашими кораблями песни Высоцкого уходят в плавания по морям и океанам нашей планеты. Вместе с самолетами взмываются в небо. А однажды даже из космоса донеслось:

Если друг оказался вдруг
И не друг и не враг, а - так...
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош, -
Парня в горы тяни - рискни!
Не бросай одного его.
Пусть он в связке одной с тобой -
Там поймешь, кто такой...

      Эту песню пел звездный дуэт космонавтов в составе В. Коваленка и А. Иванченкова. И надо сказать, что здесь все было на высоте - и песня, и исполнение!..
 
      Лучшие песни Владимира Высоцкого - для жизни. Они - друзья людей. В песнях этих есть то, что может поддержать тебя в трудную минуту, - есть неистощимая сила, непоказная нежность и размах души человеческой.
 
      А еще в них есть память. Память пройденных дорог и промчавшихся лет. Наша с вами память...
 
      Когда-то он написал:

.. Но кажется мне, не уйдем мы с гитарой
на заслуженный, но нежеланный покой...

      Правильно написал!
 
 

Роберт Рождественский